У нас же, в России, именно в заботах о приготовлении чайного напитка родилась идея оригинального водонагревательного котла. Поначалу в Западной Европе его окрестили в шутку «главным русским изобретением». Немцы назвали его «русской чайной машиной». Самовар оказался не просто красивым металлическим сосудом для кипячения воды, который хорошо смотрелся на столе, но и принципиально новым техническим устройством. Благодаря особой конструкции такой кипятильник сигнализировал о степени готовности воды для чая, а точнее — о всех стадиях кипения: сначала этот «музыкальный агрегат» пел, потом шумел, затем бурлил.
Древние китайские мудрецы, отмечая эвристическую роль чайного напитка, не уставали повторять, что это не единственное его привлекательное достоинство. Во многих старинных рукописях утверждалось, что чай не только пробуждает мысль, но и смягчает сердце ученого-рационалиста, снимает усталость от напряженных умственных занятий. Не случайно в Танской империи (618 — 907), где большую роль играла система государственных экзаменов — «кэцзю» (их успешная сдача и получение ученой степени давали право на занятие казенных должностей), во время изнурительных многодневных испытаний экзаменаторы поддерживали свой силы именно чаем.
И поныне за чашкой тонизирующего напитка обсуждают сложные проблемы ученые Кембриджа. Такие чаепития в этом прославленном научном центре стали традиционными благодаря академику П.Л. Капице, приехавшему в научную командировку в Великобританию в 1921 г. со своим самоваром. Существует снимок (оригинал хранится в архиве семьи ученого), на котором запечатлена одна из таких бесед за чайным столом с участием знаменитого английского физика Э. Резерфорда. Не обходятся без чая и заседания Президиума РАН. Жаль только, что при этом не соблюдается демократический принцип: видимо, по недомыслию хозяйственных служб здесь никогда не предлагают академический напиток гостям Президиума, людям, приглашенным на то или иное заседание.
Чаевничанье стало постоянной формой проведения заседаний даже в стране кофейных плантаций мирового значения, в Бразильской академии литературы.
Благотворному физиологическому воздействию чайного настоя уделил немало внимания немецкий физиолог и философ Якоб Молешотт (1822 -1893), исследования которого сыграли значительную роль в развитии физиологической химии. По его наблюдению, чай «меньше горячит фантазию, так что получается возможность исполнять умственную работу с бjльшим покоем и более сосредоточенным вниманием, не испытывая такой гонки идей, как после употребления кофе». Чаю посвящены яркие страницы в его «Учении о пище». Молешотт вдохновенно писал о нем: «… придает человеку решимость, увеличивает способность перерабатывать впечатления, располагает к сосредоточенному размышлению; под его влиянием, несмотря на усиленную живость в движении идей, внимание с большей легкостью останавливается на определенном предмете, — испытывается чувство благосостояния и веселости, -творящая сила мозга принимает полет, сдерживаемый в границах, полагаемых силой внимания, — и все блуждает в погоне за идеями, не относящимися к делу. Образованные люди, собравшись за чайным столом, в состоянии поддерживать правильный разговор — углубляться в вопросы, и тихая веселость, сообщающаяся им под влиянием чая, в большей части дает возможность довести эти беседы до желаемого конца».
Вывод о миротворческой, умиротворяющей роли чая, сделанный сто лет тому назад, стал еще более актуальным сегодня, когда с новой силой «кипит наш разум возмущенный» и в научной среде бурлят не всегда научные страсти. И гасить их нередко помогают так называемые лабораторные чаи, организация которых давно практикуется в исследовательских коллективах. Так, в Институте эволюционной физиологии и биохимии им. И.М. Сеченова РАН (Санкт-Петербург) эту традицию заложил физиолог академик Е.М. Крепе. Со стаканом «лабораторного чая» в руках нередко видят коллеги основателя Ногинского научного центра Ф.И. Дубовицкого.
Остается лишь добавить, что чай — это не только усмиритель страстей и стимулятор мысли, но и сам по себе увлекательный предмет для исследований.