Чайная церемония в Японии в Средние века

Историческое развитие культуры характеризуется расширением набора каналов связи и общения между людьми. Каждый новый канал или расширение сферы действия прежнего являются показателем уровня развития культуры, новым культурным достижением.

Одним из культурных завоеваний японских горожан в момент перехода от средневековья к новому времени было освоение заимствованного в дзэнских монастырях и по-своему осмысленного ритуала чайной церемонии.

Чаепитие было широко распространенной формой общения между людьми в разных социальных сферах — от императорского двора и окружения сегуна до простого народа. Но каждый из слоев общества видел в этом ритуале свой смысл и по-своему оформлял его.

Дзэнские монахи уже в XIII в. при длительных и ночных медитациях практиковали храмовые чаепития, для которых существовал определенный ритуал.

В XIV в. широко распространенным в Японии развлечением были чайные соревнования, во время которых чай разных сортов подавался участникам, а они должны были узнать сорт чая и место, где он был выращен. Игра оформлялась по-разному в зависимости от социальной принадлежности игравших.

Чайные соревнования, устраивавшиеся сёгуном и крупными феодалами, были наиболее пышными. Они проводились в парадных покоях усадеб и превращались в торжественную церемонию. В помещении сооружалось подобие храмового алтаря. Устанавливалась обычная для буддийских храмов скульптурная группа из трех наиболее почитаемых божеств с фигурой Будды в центре, а перед ней ставился стол, покрытый золотой скатертью, и на нем располагались курильница для благовоний, ваза с цветами и подсвечник со свечой. Комната украшалась китайскими произведениями искусства. Гости рассаживались в строгом порядке. Каждый из них получал несколько глотков чая разных сортов. Тем, кто определял их лучше других, выдавались ценные призы. Игра завершалась веселым праздником.

При сегунах Асикага многолюдные чайные состязания постепенно превратились в чайную церемонию для узкого круга лиц, которая проводилась в резиденциях крупных феодалов и получила название «сёин-тя». Первоначально чай подавали в парадной комнате, отгораживая в ней ширмами и экранами небольшое пространство. В дальнейшем стали сооружать специальные небольшие комнаты, предназначенные для чаепития. Это был чинный аристократический ритуал, отличавшийся строгим этикетом и изысканностью. Оформлялся он дорогой китайской утварью и произведениями искусства, подлинно китайскими или созданными по китайским образцам.

Ко второй половине XVI в. чайным чашам и всем аксессуарам приготовления чая стало придаваться такое большое значение, что их подборка доверялась только профессиональным экспертам, состоявшим советниками по культуре и искусству при высших военно-феодальных сановниках. Всему действу была при¬дана строгая форма, даже жесты участников были стилизованы под манеру движения актеров театра но. Чаепитие превратилось в детально разработанный, философски обоснованный, намеренно усложненный и эстетизированный ритуал.

При Нобунаге и Хидэёси чайная церемония еще более изменилась. Среди быстро поднявшихся и пришедших к власти военачальников она превратилась в престижный ритуал демонстрации богатства, величия и влияния. Крупные даймё, теряя голову, соперничали в приобретении дорогих котелков, сосудов, чаш и прочих принадлежностей церемониального чаепития. Цены на эти предметы росли стремительно. Фантастические суммы выплачивались за редкие и красивые вещи. Ценность коллекции принадлежностей чайной церемонии считалась показателем социального положения и реальной силы ее владельца.

Об отношении к этим вещам и значении, которое им придавалось в то время, говорят отдельные эпизоды из жизни военно-феодальной верхушки. Однажды крупный даймё Мацунага Хисахидэ, навлекший на себя гнев Оды Нобунаги, избежал смертной казни, подарив ему бесценную по тем временам чайницу. В другой раз, когда резиденция этого даймё была окружена войсками неприятеля и его поражение было неизбежно, он, перед тем как совершить харакири, разбил вдребезги драгоценную чашу, чтобы она не по¬пала в руки коллекционера-соперника.

Когда Нобунага подчинил себе город Сакаи, он прежде всего изъял наиболее ценные предметы из чайных коллекций богатых купцов, а затем мобилизовал к себе на службу самых известных мастеров чайной церемонии. Эти мастера оформляли помещения для чайной церемонии в замке Адзути и должны были руководить сложным ритуалом частых официальных чаепитий, которые устраивал Нобунага.

Почетной наградой за ратные подвиги считались принадлежности для чайной церемонии, полученные из рук Нобунаги. Как еще большая милость воспринималось дарованное им разрешение самостоятельно устраивать официальные чайные церемонии. В 1578 г. такой чести за важную военную победу был удостоен Хидэёси и очень гордился этим.

После первого корейского похода Хидэёси в Японии появилась керамика, привезенная из Кореи. Она мгновенно приобрела необычайную популярность. Погоня за корейскими чашами (кома тяван) вызвала ожесточенное соперничество между феодалами, которое получило название «войны за чайные чаши» (тяван сэн-со).

Параллельно с чайной церемонией сёин-тя развивался совсем другой тип чаепития, среди низших классов, который назывался «тя-но ёриай».

Крестьяне, составлявшие подавляющее большинство населения Японии, проявляли в этот исторический период значительную социальную активность. По всей стране вспыхивали крестьянские восстания. Совместные чаепития, ставшие формой крестьянских собраний, помогали им сплотиться для борьбы против феодального гнета. Атмосферу этих чаепитий передавали выражением «итими-досин» (букв, «один вкус — общее сердце»), означавшим полное единомыслие. На этих встречах «никто не раздумывал над тем, какой сорт чая был подан или откуда он происходит. Не было споров. Все сидели в убогой комнате деревенского дома, попивая чай из тех чашек, какие случалось иметь хозяину. Дух товарищества, возникавшего таким образом, был одной из сил, стоявших за крестьянскими бунтами эпохи Муромати, Момояма и начала эпохи Эдо».

Чаепития в кругах торговцев и ремесленников японских городов, занимавших низшую ступень в иерархической лестнице феодальной Японии, также первоначально не были церемонией. Это был повод для общения и форма общения. В них ценилось ощущение равенства, свободы, духовной близости и единства взглядов, а также простота и непринужденность обстановки. Такие чаепития были маленькими праздниками для неширокого круга сограждан: деловых партнеров, соседей, друзей. Их старались окружить атмосферой искусства, которое украшало праздник, создавало иллюзию собственной значимости у его участников, становилось темой беседы, что способствовало углублению понимания искусства и расширению круга его ценителей.

Из этих разнородных и разнохарактерных элементов постепенно сформировалась чайная церемония, ставшая одной из важных составных частей единого комплекса японской традиционной культуры. Начало этого процесса связано с именем монаха Мураты Дзюко (1422-1502), являвшегося советником по культуре и искусству при сёгуне Асикаге Ёсимасе, а завершение — с именем Сэна Рикю (1520-1591), выполнявшего те же функции при Оде Нобунаге и Тоётоми Хидэёси.

Считается, что Мурата Дзюко происходил из семьи торговцев города Нара. Его духовным наставником был полулегендарный буддийский священник, писатель, поэт и художник Иккю (1394- 1481). Дзюко ощущал близость к народу, свою связь с крестьянами. Он нашел в их чаепитиях тя-но ёриай тип простой красоты, которой не было в чайных церемониях сёин-тя. Взяв сельские чаепития за основу, он начал разрабатывать новый вид церемонии, свободный от излишней красивости и усложненности. Это было началом чайной церемонии ваби-тя («простая, уединенная чайная Церемония»). Дзюко прекрасно знал весь ритуал сёин-тя, но тяготился его вычурностью и искусственностью. Он предпочитал чайные церемонии в скромных небольших помещениях, площадью в четыре с половиной татами, как первая тясицу в Гинкакудзи, сооруженная при его участии. По его настоянию в дальнейшем тясицу стали выноситься за пределы основных сооружений резиденции и устраиваться в отдаленных и уединенных частях сада. Их оформление было нарочито простым, что делало их похожими на хижины горных отшельников.

Эту линию формирования чайной церемонии продолжил Сэн Рикю, или Сэн-но Рикю (Рикю из семьи Сэн), как его часто называют, считающийся самым знаменитым из всех мастеров церемонии, создателем ритуала ваби-тя, предписания которого остаются в силе по сей день. Рикю был сыном торговца из Сакаи, признан¬ным метром чайной церемонии, аранжировки цветов, арбитром вкуса. После захвата города войсками Оды Нобунаги он стал советником при дворе военного властителя, после смерти Нобунаги остался в той же роли при новом господине — Хидэёси.

Содержание понятия «ваби», ставшего ключевой эстетической категорией не только для чайной церемонии, но и для целого направления в японском искусстве, не поддается однозначной интерпретации и имеет множество толкований. В самом общем смысле это значит уединенность, безыскусность, скромность. Принципы развития чайной церемонии, которые проводил в жизнь Сэн Рикю, были диаметрально противоположны не только эстетизму сёин-тя, но и основным тенденциям в культуре господствующего класса в тот период.

В конечном счете идеалы Рикю восторжествовали, но ему не было суждено увидеть плоды своих усилий. Сэн Рикю был вынужден покончить жизнь самоубийством, совершив харакири по приказу Хидэёси. «Такова была судьба плебейской традиции в руках правящей военной знати».

Продолжая линию Мураты Дзюко, Рикю уменьшил размер тясицу до трех и даже двух татами, свел к минимуму украшения в помещении и число принадлежностей, используемых в церемонии, сделал более простым и строгим весь характер ритуала. Рикю ввел в обиход заимствованный в рыбацких хижинах лазоподобный вход в тясицу — нидзиригути (букв, «отверстие для вползания») — размером 60 на 66 см. Сделано это было для того, чтобы подчеркнуть превосходство духовного начала над материальным, чтобы заставить любого гостя, вне зависимости от его ранга и чина, склонить при входе голову, демонстрируя смирение, простоту, отрешенность от мирской суетности, почтение к хозяину и гостям.

Правда, бывали случаи, когда Рикю приходилось нарушать им же установленные правила. Так, в 1582 г. после победы в сражении при Ямадзаки Хидэёси пожелал присутствовать на чайной церемонии в храме Мёкиан в полных военных доспехах. И Рикю, вопреки основной идее ритуала, был вынужден срочно расширить вход в помещение, где должна была проходить церемония.

Рикю продолжил и завершил намеченный Муратой Дзюко курс на упрощение и отход от китайских стандартов в эстетике и оформлении чайной церемонии. С деятельностью Рикю связана японизация этого ритуала. Вместо драгоценных китайских подставок, ваз, чаш и коробочек для чая, сделанных из бронзы, лака, фарфора, стали использовать простые вещи из бамбука и керамики, изготовленные в Японии. Большое внимание стало уделяться самым элементарным повседневным предметам быта.

Такой поворот к простоте расширил круг любителей чайной церемонии и способствовал ее распространению среди простых людей. Дорогие китайские вещи оставались в ходу у тех, кто мог себе позволить иметь их, но они перестали задавать тон в бытовой культуре.

Изменился и характер оформления ниши токонома. Вместо прежних свитков с китайской живописью и каллиграфией для их крашения начали использовать свитки с японской живописью и поэзией. Стали другими цветочные композиции, помещаемые в токонома. Прежде в резиденциях крупных феодалов токонома украшали громоздкие декоративные композиции, называвшиеся «рикка» или «татэбана» («цветы-подношение»), стиль которых заимствовали в буддийских храмах, где подношение цветов на алтарь, изображению Будды было обязательным повседневным ритуалом. Склонный к гигантомании Хидэёси иногда украшал токонома в своих дворцах большими соснами, посаженными огромные керамические горшки.

В маленьких, скромных тясицу, введенных Сэном Рикю, подобные пышные украшения были неуместны и по размерам, и по характеру. Рикю ввел в обиход небольшие простые композиции из веток и цветов, постарался наполнить их внутренним содержанием сделал обязательным атрибутом чайной церемонии, назвав «тябана» («цветы к чаю»). Это послужило толчком к развитию искусства аранжировки цветов (икебана) в качестве еще одного ви¬да бытовой культуры, которое впоследствии заняло почетное место среди изящных развлечений (югэй) и салонного искусства (дзасики-гэй) в комплексе японской традиционной культуры.

Введение Рикю новых композиций из цветов было своеобразной формой сопротивления засилью военно-феодальной знати. Простые, безыскусные тябана были созданы как антитеза композициям рикка, являвшимся принадлежностью военной аристократии. Появление этих композиций рассматривается как революционный поворот в истории икебаны, в результате которого объектом внимания стали скромные цветы, доступные простому человеку, бывшие частью его повседневной жизни и представлявшие собой самостоятельную ценность без чрезвычайно сложной цепи эстетических, поэтических и философских опосредовании.

Само чаепитие проходит очень просто. Хозяин кладет бамбуковой ложечкой зеленый чай в порошке (маття) в чашу, заливает его кипятком, взбивает бамбуковой кисточкой в густую пену и подает гостям. Все остальное — церемония, классический вариант которой, включающий выполнение предписаний этикета о поведении до ритуала чаепития и после него, занимает около трех часов, хотя декларированный смысл этого ритуала — в утверждении красоты естественного, обыденного, повседневного. Сам Рикю говорил: «Поймите, что чайная церемония, по существу, заключается в том, чтобы вскипятить воду, заварить чай и пить его… И принимать гостей надо так, чтобы им было тепло зимой и прохладно летом. Вскипятите на углях воду и заварите хороший чай. Вот и весь секрет».

Духовная нагрузка чаепития определялась требованиями церемониала и этикета. Предписывалось непременное достижение внешней гармонии в обстановке и поведении участников чаепития, которая должна была быть отражением гармонии внутренней. Этикет определял желательные темы беседы: искусство, красота окружающего, поэзия. Выделялись и запретные темы: религия, богатство соседей и родственников, война в стране, глупость и мудрость людей.

Эстетика ваби-тя утверждала народные идеалы единства утилитарности и красоты, которые противостояли идеалам военной аристократии и отвечали вкусам простых людей. Так в оболочке дзэнских идей вызревала эстетика третьего сословия. Не случайно Сэна Рикю называют провозвестником грядущей буржуазной культуры. Созданная им чайная церемония стала общепринятой классической формой этого ритуала. Ее придерживались и простые горожане, и аристократия. Хатидзё Тосихито, крупный вельможа, близкий к императору, построил в саду загородного дворца Кацура маленький чайный домик, по конструкции и строительным материалам не отличавшийся от местных крестьянских домов, и в Этой скромной хижине устраивал чаепития в стиле ваби-тя для своих гостей. Культу чайной церемонии этого стиля покровительствовал и императорский двор.

Но в среде скороспелых военных лидеров эта церемония сосуществовала с пышными показными церемониями сёин-тя, несмотря на все усилия Сэна Рикю и его последователей. В своих дворцах и замках Хидэёси отводил богато украшенные комнаты для парадных чаепитий. Воплощением полярной противоположности эстетическим установкам Рикю была знаменитая золотая комната для чайной церемонии (огон тясицу), сооруженная в 1585 г. В этой комнате золотой фольгой были оклеены потолок, стены, опоры, притолоки, рамы сёдзи и панели. Вся утварь, которую использовали в этой комнате,- жаровни, чайники, сосуды для воды и полоскательницы — была из чистого золота. Комната была переполнена «золотым вкусом» Хидэёси. В особенно торжественных случаях ее перевозили вслед за хозяином в Киото и в Нагою, в ставку Хидэёси во время корейского похода.

Вершиной пышности и расточительности была грандиозная чайная церемония, которую Хидэёси устроил в 1587 г. в Киото на территории храма Китано Тэммангу. Это празднество вошло в историю под названием «Великое чаепитие в Китано» («Китано дайтякай»). О нем сохранились письменные свидетельства, зафиксировавшие детали этого события. Одним из них являются «Записки о Великой чайной церемонии в Китано» («Китано дайтя-но ю ки»). В них сообщается, что для самых почетных гостей в помещении главного храма была установлена специально привезенная золотая комната Хидэёси. Приготовлением чая в ней занимались Сэн Рикю, Цуда Сокю и другие знаменитые мастера. Для прочих многочисленных гостей на территории храма было сооружено более 1500 чайных домиков. В церемонии использовались лучшие образцы китайской и японской посуды и украшений для токонома.

За месяц до чайной церемонии в Киото, Осаке, Сакаи, Хакате и их окрестностях было объявлено, что Хидэёси устраивает великую чайную церемонию, на которую приглашаются даймё, самураи всех рангов, горожане и крестьяне. Это был показной смотр духа единства в стране. Правда, гостям попроще чашки и циновки для сидения было велено принести с собой. В празднике участвовало более пяти тысяч человек, и продолжался он десять дней. Шли театральные представления, звучала музыка, не прекращались танцы. Хидэёси выставил для всеобщего обозрения свое собрание произведений искусства, как это было принято среди коллекционеров в то время.

Сэн Рикю по капризу диктатора участвовал в церемонии, которая была несовместима с его художественными принципами. Тяжело, как публичное оскорбление, переживал Рикю свое участие в этом фантасмагорическом спектакле, поставленном военным диктатором. Угнетало его и постоянное насилие над его творческой личностью, а Хидэёси раздражало в Рикю упорное нежелание изменить свои эстетические позиции. И хотя иногда Хидэёси подчинялся авторитету Рикю и устраивал чаепития в стиле ваби-тя, конфликт между ними был неизбежен, и трагический конец — ритуальное самоубийство Рикю, совершенное по приказу вспылившего Хидэёси,- был закономерным.

В бытовой культуре в этот период происходило расширение сферы ее функционирования как в территориальном, так и в социальном отношении, а также известная нивелировка сословных различий в ней. Впоследствии режим Токугава пытался пресечь развитие этой естественной закономерности в формировании единой национальной культуры, но смог только замедлить его. Этот процесс, очень заметный в чайной церемонии, шел и в других областях бытовой культуры, в частности в одежде…»