Ваби-тя. Часть 2

Главной целью, которой служил чай, Эйсай объявил продление жизни и упрочение здоровья. Традиционные методы китайской медицины — иглоукалывание, прижигания, горячие источники — он считал малоэффективными во время последней эры «конца Закона». Эйсай опирался на даосское учение о том, что каждому органу соответствует определенный необходимый ему вкус. Печени — кислота, легким — острота, селезенке — сладость, почкам — соль, а самому главному (сердцу) — горечь. Сердцу также соответствует дух-шэнь, что ставит его в центр психического и физического здоровья человека.

Люди, считал Эйсай, обычно стремятся есть кислое, соленое, острое, сладкое, но почти никогда — горькое. Поэтому сердце часто слабеет и болеет, что удручающе сказывается на всех прочих органах. Поэтому, чтобы исцелить больное сердце и общую слабость, наиболее естественным и радикальным средством было, согласно Эйсаю, питье горького чая. «Так как сердце любит горький вкус, ваш дух и ваша энергия будут восстановлены посредством частого употребления чая», — учил он. Некоторые добавки к чаю, например ягоды тута, оказывали, по мнению Эйсая, чудодейственный эффект и при соблюдении надлежащих условий гарантировали бессмертие. Случаи обретения бессмертия в источниках не зафиксированы, но доподлинно известно, что, с подачи Эйсая, молодой сёгун Минамото Санэтомо лечился чаем от похмелья.

Магические свойства, приписываемые Эйсаем чаю, сыграли свою роль в распространении чайного культа в дзэнских монастырях, но непосредственного влияния на эстетизацию чайного действа не оказали. Эта заслуга почти всецело принадлежит ученику Иккю — Сюко. Определенная роль в сложении вабитя принадлежит и сыну Иккю— Гио Дзётэю, хотя его деятельность несравненно менее известна, нежели Сюко. Дзётэй большую часть жизни был связан с Сакаи и распространял дзэнские идеи Иккю среди горожан, почти бесписьменного, по сравнению с киотоской элитой, общества. Он жил в малом храме «Обитель собравшихся облаков» (Сюунъан), название которого напоминает поэтическое имя Иккю — Кёун. В последние годы жизни Дзётэя (ум. 1506) Сюунъан вошел в состав Нансюдзи, главного дзэнского монастыря в Сакаи, крупнейшего городского центра тяною. Таким образом, через Сюко и Дзётэя принципы дзэнского чая Иккю одновременно проникали и в правящие круги, и в демократические слои горожан.

До Иккю в Дайтокудзи было известно чаепитие по сунскому чаньскому образцу, который ввел Дайо Кокуси. Чай пили в определенные дни перед изображением Бодхидхармы из больших, покрытых глазурью с золотом сосудов тэммоку (букв.: ‘небесный глаз’). Для сервировки использовались столики-подносы дайсу, впоследствии под влиянием Иккю и Сюко отмененные.

В период Китаяма, т. е. с конца XIV в., чаепитие стало излюбленным способом времяпрепровождения окружения сёгуна. Дух басара (экстравагантной пышности или даже вульгарности), свойственный этому времени, обусловил роскошные чайные приемы с обилием экзотических карамоно, с танцовщицами и общими банями. Позже, при Ёсимасе его советники-добосю из семьи Ами придали чайным вечерам более изысканный вид, проводя чаепития в довольно скромных интерьерах стиля сёин во дворце Хигасияма-доно. Чаепития, проводившиеся под руководством добосю, известны как кайсётя — по названию интерьеров. Во время этой церемонии чай приготовлялся в отдельной комнате и уже в готовом виде приносился гостям. Согласно запискам чайного мастера XVI в. Яманоуэ Содзи (1544— 1590), старший из Ами, Ноами, рекомендовал Мурата Сюко Ёсимасе в качестве чайного мастера. Они познакомились в Нара в начале 1460-х гг., когда, спасаясь от разных бедствий, а впоследствии смуты Онин, Ноами и часть других добосю из окружения Ёсимасы покинули Киото. Сюко в это время жил большей частью в Сюонъане, обители Иккю близ Нара.

В лице Сюко эстетика чая Иккю проникла во дворец сёгуна-мецената, подобно тому как это случилось с эстетикой живописи. К началу деятельности Сюко чаепитие еще не стало дзэнским путем чая, хотя большинство составных элементов чайного комплекса уже существовали в культуре — древние китайские воззрения на чудотворную силу чая, буддийская эзотерическая практика исцеления и упрочения жизни, светский обычай увеселительных чайных собраний. Не было лишь духа ваби, круто изменившего характер чайного действа. Не установлено, пользовался ли Сюко термином ваби. Он фиксируется в документах со следующего поколения чайных мастеров — у Дзёо и Рикю. Вместо ваби в кругу Иккю употреблялись выражения хиэкарэта (‘холодный и засохший’) и хиэясару (‘холодный и истощенный’).

Эстетический идеал второй половины XV в., периода Хигасияма, описывался словами кансо котан (‘безыскусная и изысканная простота’). Любовь к естественному, несовершенному, природно-грубоватому, потертому временем стала доминировать в японской культуре именно с рассматриваемого времени. Отчасти на смену эстетических вкусов в этом направлении повлияли вполне материальные причины — резкое ухудшение экономического положения практически всех слоев общества в связи с затяжной и истребительной войной Онин. Но не менее существенными представляются духовные предпосылки сдвига эстетической парадигмы японской традиции к художественно осмысленной бедности и изящно-суровой минимизации вещного окружения человека. Ключевыми для понимания этого процесса являются дзэнские идеи. Для Иккю чайное действо было способом распространения Дзэн в самых широких, по преимуществу светских, кругах. Его направляющая деятельность сказывалась во всех видах искусства, но квинтэссенцией дзэнски ориентированной модели жизнестроительства стала тяною. Исповедание несвязанности и непостоянства вещей требовало сосредоточения на том, что лежит между вещами и является их общей сущностью, — на пустоте.

Иккю научил Сюко проводить чайное действо в маленьком простом помещении типа монашеского пристанища— соан (букв.: ‘травяная хижина’). Чайный интерьер служил зримым вместилищем пустоты. Сюко отказался от китайских стульев и от столика дайсу, стены помещения он обтянул простой белой бумагой, отказавшись от панорамных ширм и фусума. Стены, как и высокие стенки чаш тэммоку, являлись своего рода сосудом пустоты.