О книге Пань Сянли «Чай, выраженный словами»

В переводе Франциски Сергеевой книга была издана международной издательской компанией «Шанс» летом 2019 года. Франциска предложила мне прочитать её и поделиться впечатлениями, что я с удовольствием и делаю.

Я ничего не могу сказать об оформлении бумажной книги, потому что имел дело с электронной версией (если я правильно понял, издательство было готово предоставить и физический экземпляр, но, как я уже не раз говорил, мне чужда страсть к целлюлозе и типографской краске, и я не представляю, кому и зачем в 2019 году нужны бумажные книги такого рода), поэтому буду говорить исключительно о тексте. Первое, что следует сказать – переводчик и редакторы поработали хорошо. Книга не имеет ничего общего с той чайно-книжной самодеятельностью, нашпигованной фактическими и грамматическими ошибками, которую мы изредка разбирали в нашей группе. Это издание – достойная профессиональная работа, по крайней мере, насколько можно судить, не читая оригинала. Хотя не совсем не читая – я попросил Франциску прислать мне оригинальный текст пары фрагментов, вызвавших вопросы, и могу засвидетельствовать, что перевод весьма точен. Точность – не единственный плюс: Франциске удалось сохранить простую и элегантную манеру автора (и благодаря этому книгу читать увлекательно и приятно), а это сделать далеко не всегда легко – как человек, занимающийся корявыми любительскими переводами с английского и китайского, я хорошо это знаю. Отдельных добрых слов заслуживают подробные примечания, которые очень помогут читателям, слабо ориентирующимся в китайской истории, поэзии и каллиграфии. Причём комментарии сопровождают каждую главу, а большинство глав занимают всего несколько страниц, так что не приходится то и дело заглядывать в конец книги. В тексте и примечаниях к нему есть единичные погрешности – например, 顾渚紫笋 в нескольких местах транскрибировано как Гучжу Цзы Сюнь (правильно — Гучжу Цзы Сунь), а Гуань Юй назван военачальником Лю Бана (основателя династии Хань), тогда как на самом деле он был сподвижником Лю Бэя, правителя царства Шу; между Лю Баном и Лю Бэем – добрых четыре века. Но таких мест совсем немного.

Первая треть книги посвящена, в основном, истории чая. Для более-менее образованного любителя чая в ней будет много знакомого: Шэнь-нун, появление чая в повседневном обиходе («Договор с ребёнком-слугой»), появление иероглифа «茶» (т.н. «письмо второй жены»), жизнь и труды Лу Юя, семь чашек Лу Туна, «Спор чая и вина» Ван Фу, императорские мастерские – всё это входит в программу базовых чайных школ (по крайней мере, входило во времена моей молодости). Но здесь этот блок знаний о развитии чайной культуры дополнен подробностями, цитатами и историческими взаимосвязями и изложен простым, но изящным, живым языком. Вместо сухой энциклопедии получилось повествование, наполненное личным отношением, чувственным, но тактичным, которое у китайских авторов всегда очаровывало меня. Как-то они ухитряются ясно и твёрдо выражать свою позицию и при этом не нарушать границы читателя, не давить, не навязывать ему своё видение, не проявлять даже намёка на агрессию. Такая спокойная уверенность подкупает, и она резко отличается от напряжённости российских авторов (и я не исключение), пишущих на чайные темы и готовых моментально перейти или к ожесточённой защите, или к нападению. Читая Пань Сянли или, скажем, Ту Шуня, погружаешься в другой мир, где больше знаний и опыта и меньше желания самоутверждаться… В этой же части книги Сянли рассказывает о взаимодействии чая и пищи, о чае в кулинарии, о необычных способах применения чая в быту, о свадебных чайных обычаях. Это краткие заметки, призванные скорее обратить внимание, что такие темы существуют, нежели расставить всё в них по своим местам. Не со всеми рассуждениями можно согласиться, но они любопытны.

Странице к сотой, однако, у меня внутри стал всё громче звучать вопрос: а о самом чае-то в этой книге хоть что-нибудь есть? И Сянли наконец перешла к чаю как таковому.

Сказать по правде, лучше бы она этого не делала. Вторая часть книги, с описанием видов и сортов чая – худшая, она плохо выстроена, крайне неполна и изобилует ошибками и дилетантскими клише. У нас есть такое выражение – «мальчик, воспитанный рунетом», так мы ласково называем людей, которые вроде бы не так уж мало знают о чае, но все сведения почерпнули из низкокачественного информационного потока, преобладающего в российском чайном мирке. Их представления о чае и чайном деле ограниченны, стереотипны, слабо связаны с действительностью и при этом жёстки, не способны к эволюции. Так вот, во второй части книги возникает ощущение встречи с таким чайным Маугли, только китайским, но разница невелика. Одна только «степень ферментации» разных сортов улунов чего стоит: полбеды, что, как всегда, непонятно, что это такое, как вычисляются эти проценты, и с какого потолка взяты приведённые цифры; хуже, что эта «степень ферментации» фигурирует там, где она не имеет никакого значения, а о том, что в действительности оказывает решающее влияние на вкусоароматический профиль улунов – об уровне прогрева – нет ни слова. Нелепое деление уишаньских улунов на цичжуны, минцуны и даньцуны (при этом не упоминается о настоящих утёсных чаях и о том, чем они отличаются от уишаньских улунов низших категорий), роль фруктовых деревьев в формировании аромата Би Ло Чунь, самый редкий вид чая – белый… Всё это не назовёшь ни невежеством, ни подлинным знанием, это третье состояние, такой специфический слой, условная реальность, существующая в головах людей, чья информированность о чайной «матчасти» обширна, но поверхностна, и второстепенное ими переоценивается, а основное упускается. Забавно, что этот свод дилетантских знаний во многом совпадает с тем, что можно прочитать в стандартных российских чайных пабликах – и это неудивительно, ведь именно этот слой китайской чайной культуры был взят за образец и перенесён на российскую почву два десятилетия назад. Прочитать эти несколько десятков страниц «Чая, выраженного словами» стоит хотя бы для того, чтобы увидеть, что даже чушь у нас не собственная, а позаимствованная.

Особенно «хороши» фрагменты, в которых говорится о белом чае. Я даже готов согласиться с тем, что он самый редкий, если предположить, что госпожа Пань, как большинство китайцев, не рассматривает жёлтый чай как отдельный вид. Но то, что белый чай далеко не всегда сушится именно на солнце, и что не в солнце дело – стоит знать. То, что белый чай делают далеко не только в Фуцзяни (и в незначительном количестве в Чжэцзяне, Гуандуне и Цзянси, как написано в книге) – стоит знать. Хотя бы о юньнаньских белых! Да, восемь лет назад, когда книга увидела свет, они не были так популярны, как сейчас, но уже существовали – даже современный Юэ Гуан Бай уже появился. И если эти пробелы более-менее простительны для любителя, то говорить, что история белого чая связана с сунским императором Хуэй-цзуном, ссылаясь на то, что в его трактате «Дагуань Ча Лунь» (大觀茶論, «Суждения о чае периода Дагуань») упомянут белый чай – это ни в какие ворота, делать такие заявления – значит не понимать, что такое байча как вид чая, и не понимать, что типология чая основана на способах обработки сырья. В опусе Хуэй-цзуна говорится о разновидности чайных растений, отличающейся светлой окраской листьев (и не до конца ясно, имеется в виду пониженное содержание хлорофилла, как у современных белолистных культиваров, или густой белый ворс). О ботанике, а не о технологии! Нет ничего, что давало бы возможность предположить, что в начале XII веке существовала технология производства белого чая. Тогда ведь и рассыпного-то чая не было – по крайней мере, у ханьцев, а что за чай был тогда у малых народов горных регионов – бог весть. Чай пропаривали, сминали, прессовали и сушили. Так что хуэйцзунов белый чай ни малейшего отношения к современным байча не имеет – точно так же, как белый танец не имеет отношения к белому вину, мы это уже не раз разбирали. И очень жаль, что на этом не заострено внимание в примечаниях – ведь в рунете до сих пор можно встретить все эти мифы о белых чаях.

Если в повествовании об истории чайной культуры Сянли старается не пропустить ничего существенного, то тема чайной «матчасти» раскрыта крайне выборочно. О зелёном чае говорится много, о Те Гуаньинь – много, об уишаньских улунах – половина странички, и только для того, чтобы подчеркнуть, что Те Гуаньинь-то – лучше (тут надо учесть, что в 2011 году, на момент издания книги, этот сорт только-только начал деградировать и был ещё вполне пристойным чаем), о красных чаях автор сообщает только, что не избегает их и пьёт в кафе вместо кофе. Это, конечно, не случайно. Чайные интересы и вкусы Пань Сянли типичны для жительницы Шанхая, далёкой от чайного производства и торговли: зелёный чай понятен и любим, Те Гуаньинь понятна и любима, всё остальное… всему остальному не так повезло, поэтому оно где-то на третьем плане или вовсе выпадает из поля зрения. Автор откровенно говорит о своём непонимании белых чаёв и неприязни к пуэру – всему пуэру без разбора, в книге даже не упоминается о существовании шэн пуэра и шу пуэра. При этом сама она считает свои вкусы достаточно разносторонними – «в том, что касается чая, моё сердце можно считать широко открытым». Что ж, как любитель, Сянли может позволить себе такую позицию. Читателям же стоит сделать вывод, что не каждый китаец, любящий чай, и даже не каждый китайский автор книг о чае разбирается во всём многообразии видов чая. И многие российские любители чая имеют гораздо более богатый и разнообразный практический опыт.

Зато в этой части книги есть трогательные главы, в которых Сянли рассказывает о своих личных чайных переживаниях, о тех чудесных и горьких событиях, которые с ней случались. На мой взгляд, они гораздо ценнее. Две из них – «Неизвестное имя, особенный аромат» и «Послушайте: плачет чай» — я выкладывал на этой неделе.

Следующий раздел – о чайных людях прошлого: поэтах, чиновниках, мастерах каллиграфии, даосах и правителях, теоретиках и практиках, благородных и не очень. Я не знаю, легко ли будет читать эти главы тем, кто не интересуется китайской историей и поэзией. Но написаны они хорошо: характеры исторических личностей очерчены скупыми, но точными мазками, они раскрываются в немногочисленных, но показательных жизненных ситуациях. В этой части книги остро ощущается пустотность в хорошем смысле этого слова: автор оставляет достаточно места, чтобы читатель смог сам дорисовать образы, наполнить их жизнью и определиться со своим отношением к ним – и в то же время даёт чёткие контуры, которые не позволяют напридумывать небылиц. Это очень чайное ощущение.

И последняя часть – о чайной утвари – тоже заслуживает внимания. Мне, правда, показалось, что в главах о чайниках чувство вкуса и меры немного изменило автору – слишком уж много там мистического пафоса, выглядящего дёшево. Да и вообще, говорить только об исинских чайниках, игнорируя другие прославленные центры гончарного искусства, словно их не существует – несерьёзно. Кстати, вера в исключительность исинских чайников, причём всех без разбора (на то, что качество исинских чайников может различаться колоссально, в книге нет даже намёка) – тоже часть «свода знаний чайного дилетанта». В комплекте с ней идёт обязательная варка нового чайника в чае, натирание чайника специальной тряпочкой, каждый чайник – только для одного вида чая, всё это в книге есть, и, ох, как же всё это знакомо…

Хорошо в разделе об утвари, разумеется, не это. Мне понравилась простая, ёмкая, доходчивая глава «От сине-зелёного – к чёрному, от чёрного – к белому». В ней говорится о трёх периодах развития чайной культуры, в каждом из которых предпочтение отдавалось определённому цвету чайной посуды, а другие цвета отвергались. И очень внятно объясняется, почему именно. В эпоху Тан чай прогревали, растирали до состояния порошка и варили, готовый чай имел красный оттенок и хорошо смотрелся в сине-зелёной посуде, она оттеняла и усиливала его цвет. В эпоху Сун чайный порошок заливали горячей водой и взбивали до образования белой пены, и чтобы насладиться красотой этой пены, лучше подходила чёрная посуда. В эпоху Мин перешли к завариванию рассыпного цельнолистового чая кипятком, а чистоту и яркость светло-зелёного настоя лучше всего можно оценить в белом фарфоре.

Это очень важная мысль – что необходимо учитывать контекст, исторические аспекты, да просто цели, в конце концов. Некоторые начинающие любители чая задаются вопросами, какая посуда лучше, или какой чай лучше. Мне бы хотелось, чтобы они понимали, что не бывает никакого абстрактного «лучше», сферического в вакууме. Когда лучше? Для кого лучше? Для каких целей лучше? Это вообще важная особенность «Чая, выраженного словами» — во многих случаях Сянли не только излагает факты, но и предлагает порассуждать, включить голову. Такой-то исторический персонаж сказал то-то. А почему он это сказал? Почему в то время уместно было такое сказать? Если у читателей отложится в головах хотя бы сама возможность такого подхода – это уже будет великое благо.

В то же время и сама Сянли, случается, переоценивает текущий момент и теряет из виду перспективу. В главе «Пуэр остыл, можно пить не спеша» она говорит о резком падении в 2007 г. «перегретых» цен на пуэр и, как видно, искренне верит в то, что теперь история восхождения к славе «выходца из низов» и «ребёнка из нищей семьи, разодетого так, что он сам на себя больше не похож, и вроде бы он при полном параде, но на деле вызывает жалость» закончена. Но время и рынок посмеялись не над пуэром, а над его ненавистниками. События второй половины 2000-х стали уроком трезвости и разборчивости, но цены на качественный пуэр вскоре продолжили уверенный, хотя и не такой стремительный рост, и он по-прежнему занимает в мире чая выдающееся место, нравится это кому-то или нет. И это место вполне заслужено им, поскольку и качество лучших образцов пуэра достигло новых высот – чего, увы, никак не скажешь о многих отпрысках «благородных семей».

И ещё я выделил бы главу «Двадцать четыре генерала и двенадцать господ» — о полных наборах танской и сунской чайной утвари из двадцати четырёх и, соответственно, двенадцати предметов. Не имеющая практического значения сейчас, но лично для меня интересная информация – и раньше она мне ни в рунете, ни в китайской сети не встречалась.

А в целом, «Чай, выраженный словами» доставил мне немало удовольствия, но как источник базовой информации о чае эту книгу порекомендовать нельзя (как и никакую другую книгу на русском языке из имеющихся на данный момент). Она могла бы принести некоторую пользу начинающим – но при адекватном к ней отношении, а вот с ним, боюсь, возникнут проблемы. Уверен, что многие воспримут то, что написано в ней, не как творчество человека с определённым уровнем компетентности и определёнными вкусами и интересами, а как мнение всех китайцев, или, того хуже, как мнение эксперта, как некий канон, как истину. И если всё сведётся к тому, что вместо «а вот у Виногродского написано» начнётся «а вот у Пань Сянли написано», то большой вопрос, стоило ли трудиться над этой книгой.

Но проблема не в том, что есть книги Виногродского и Пань Сянли. Хорошо, что они есть. Плохо, что других нет.